Продолжаю обзор иллюстраций к некоторым пушкинским стихотворениям по порядку, заданному силуэтами Н.Ильина в книге 1949 года "Лирика". Следующее после послания Вяземскому стихотворение — "К морю".

К этому стихотворению иллюстрации делал не только Н.Ильин. Посмотрим подборку.

"К морю" — стихотворение очень известное. Не помню, входило ли оно в школьные хрестоматии, но оно точно хрестоматийное: "Прощай, свободная стихия! // В последний раз передо мной...". Это Пушкина из южной ссылки (из Одессы) перенаправляют в северную ссылку (в деревню). Собирается ехать "в леса, в пустыни молчаливы", мужественно влачить там жалкое существование. Он ещё не знает, что в Михайловском его ждёт прилив вдохновения. Художники это знают, поэтому не делают трагедии из отъезда Пушкина с моря. Но является ли этот отъезд обычным прощанием курортника?

В.Фаворский — выдающийся ксилограф. Концовка к стихотворению из огромного тома "Избранные произведения" 1959 года (серия, кстати, "Школьная библиотека").

И сюжет гравюры заурядный, и масштаб иллюстрации убийственный, и воспроизведение не на высоте. Но здесь вопросы, конечно, больше к редакторам, чем к художнику.

А.Иткин — старейший наш иллюстратор, рисунки которого каждый хоть раз видел в детстве. Небольшого формата уютная книжка "Лирика" 1978 года (М.: Детская литература). Цветная заставка к стихотворению.

Ну, здесь и масштаб нормальный, и печать хорошая на хорошей бумаге. А картинка всё равно заурядная.

В.Горяев — суровый минималист, получивший признание у советских искусствоведов-критиков и у эстетов. Источник: первый том "Стихотворения. Поэмы" из двухтомника, вышедшего в "Современнике" в 1974 году. Иллюстраций там немного, и одна из них на целую страницу отдана "К морю". Горяев славился своими угловатыми психологическими рисунками, сделанными одним росчерком. А здесь волнистые волны.

Как-то волосато получилось. Поневоле хочется цветных заурядных заставок. Но главное: Горяев удержался от копирования схемы Айвазовского-Репина, когда Пушкин на фоне бушующих волн изображён. А жаль — могло бы получиться что-то невероятное.

В этом двухтомнике все иллюстрации производят странное впечатление ленивой небрежности. Понятно, что Горяев не халтурил (мастера такого уровня не умеют халтурить), но жаль, что эксперимент был поставлен над Пушкиным.

В.Носков — плодовитый советский иллюстратор, работавший почти всегда в технике линогравюры. Источник: небольшого формата книга "В жару сердечных вдохновений", выпущенная в 1999 году издательством "Художественная литература". На иллюстрации "К морю" появился Пушкин на скале с бушующими волнами под ногами.

Техника-то рисунка хорошая. Но иначе как современным лубком подобное исполнение известной композиции назвать сложно. Вот же оно: "Прощание Пушкина с морем" работы Айвазовского (море) и Репина (Пушкин).

Мятежный художник П.Бунин, оставивший тысячи (как говорят) экспрессивных рисунков на клочках бумаги. Сам он составил немного книг, но из его наследия можно компоновать альбомы к каким угодно классическим произведениям. Такая компоновка после его смерти была произведена в небольшого формата книге "Лирика Пушкина в рисунках Павла Бунина" (М.: "Орбита", 2013). Не факт, что Бунин делал этот рисунок именно "К морю". Но подходит: тоже Пушкин у бушующих волн.

Бунин есть Бунин: рисунок, несмотря на очевидный сюжет, оригинальный и психологичный. Пушкин, как и сам Бунин, бунтарь. И это правильно: Пушкин сожалеет не столько о том, что уезжает с Юга, сколько о том, что ему не удалось сбежать за границу, чему помешала его южная любовь — графиня Воронцова:

цитата

Не удалось навек оставить

Мне скучный, неподвижный брег,

Тебя восторгами поздравить

И по хребтам твоим направить

Мой поэтической побег!

Ты ждал, ты звал… я был окован;

Вотще рвалась душа моя:

Могучей страстью очарован,

У берегов остался я…

Это он к морю обращается (в мужском роде) на "ты" — ну что ж, содержание стихотворения соответствует его названию.

И, наконец, знаменитая "Лирика" (М.: Гослитиздат, 1949) с силуэтами Н.Ильина. Ильина смотрим последним, чтобы на предшествующих примерах убедиться, насколько он велик.

1) Шмуцтитул на просторной странице. Крохотная виньетка — очаровательна, как будто напрямую из "Мира искусства".

2) На фронтисписе — широко известная иллюстрация. Ночь, Пушкин на скале в развевающейся крылатке, на море — идеальный штиль, южная природа.

Может, эта картина и не "К морю" планировалась. Вот к этому стихотворению тех же лет, быть может, больше подходит:

цитата

Редеет облаков летучая гряда;

Звезда печальная, вечерняя звезда,

Твой луч осеребрил увядшие равнины,

И дремлющий залив, и черных скал вершины...

Но и здесь Ильин угадал: дал общее настроение лирики Пушкина южного периода. Ильин настоящий пушкинист: он чутко улавливает все внутренние связи пушкинской поэзии, видит её единым потоком. Ну и не забывает про бытовой и исторический контекст, в котором отдельное стихотворение создавалось.

3) Заставка и концовка.

Скала на заставке по очертанию напоминает остров св. Елены — должна напоминать, поскольку в стихотворении есть раздумья:

цитата

Одна скала, гробница славы…

Там погружались в хладный сон

Воспоминанья величавы:

Там угасал Наполеон.

Как к острову св. Елены могли заплыть айсберги — не знаю.

4) Но есть ещё одна иллюстрация на целый лист: Пушкин разговаривает с молодым офицером. А ведь нет в стихотворении никакого собеседника кроме Моря.

Это снова Ильин-пушкинист. Собеседник Пушкина — это, конечно, Александр Раевский (сын легендарного героя 1812-го года). Друг и соперник периода южной ссылки (позже — подлец). С ним Пушкин вёл разговоры о Наполеоне, с ним и Воронцову делил.

Продолжаем обзор иллюстрированных изданий пушкинского "Бориса Годунова". Сегодня — одиночные иллюстрации известных советских художников 1970-х гг.

Уже встречавшийся нам ранее второй том из двухтомника Пушкина 1974 года с карандашными рисунками почитаемого художника В.Горяева: https://fantlab.ru/edition313006.

Сменилось направление в книжной графике, теперь даже Кибрик с его размытыми акварелями чересчур академичен. Возврат к той манере, которая была в 1920-х — начале 1930-х гг. у Кузьмина, у Милашевского, у Мавриной...

К "Борису Годунову" только две иллюстрации.

1) Пимен и Гришка Отрепьев.

2) Царь убегает от юродивого.

У Горяева Борис Годунов понурый и кругом виноватый. Такого царя народу не надо.

Россыпь рисунков П.Бунина в нескольких сборниках.

П.Бунин — единомышленник Горячева в понимании книжной графики. Только нервные наброски тушью, только минимализм. Но Бунин куда как романтичнее и экспрессивные, он проще и понятнее Горяева (зато именно за сложность советская критика и ценила Горяева).

Царь Борис у Бунина могуч и красив.

Измождён, конечно, но не заметно в нём интеллигентских рефлексий.

Два варианта сцены беседы Бориса с хитрой лисой Шуйским, который уже плетёт заговор, а царю пришёл докладывать о появлении Самозванца.

У Пушкина ведь как царь Борис говорит Шуйскому:

цитата

...Но если ты теперь

Со мной хитришь, то головою сына

Клянусь — тебя постигнет злая казнь:

Такая казнь, что царь Иван Васильич

От ужаса во гробе содрогнется.

Ну вот Бунин и рисует Бориса так, будто он пострашнее Грозного.

Колоритные бояре — живые, эмоциональные.

Патриархи, понятно, более степенные.

Линию Самозванца Бунин не разрабатывает, но сцену с Пименом, понятно, даёт.

Побег Гришки из монастыря.

Мариной Мнишек Бунин тоже не интересуется, но с любопытством всматривается в тяжеловесных самовлюблённых польских вельмож.

Поляки грозны и опасны.

Юродивый как представитель народа, который может истину царям говорить.

Массовые сцены, где у каждого персонажа собственное лицо.

Зарисовки, как напрямую относящиеся к "Борису Годунову" (подписано)...

...так и просто из эпохи допетровских времён (Борис Годунов из пушкинской черновой заметки упоминается как один из тех, кто хотел сблизить Россию с Европою).

Продолжаем смотреть иллюстрации к "Моцарту и Сальери". Сегодня — книги советских времён (начиная с 1936 года), в которых к этой пьесе отсутствуют полноценные сюиты, а имеется одна, чаще всего, иллюстрация.

Одна иллюстрация интересна тем, что художник вынужден выбрать один узловой момент произведения. Ещё интереснее становится тогда, когда художники, не сговариваясь, выбирают один и тот же узловой момент.

"Маленькие трагедии", изданные в 1937 году в издательстве Academia. Силуэты Рерберга — эталон вкуса. Такие силуэты вполне можно себе представить в каком-нибудь дореволюционном журнале "Золотое руно". В 1937 году они должны были бы смотреться замшелым консерватизмом. Но это если бы традиции не были прерваны. А так — сталинский Термидор. После длительного перерыва изящные силуэты смотрятся очень свежо.

На рисунке — эпизод, когда уже отравленный Моцарт играет для Сальери свой "Реквием". Сальери льёт счастливые слёзы — долг перед искусством исполнен. На этом рисунке Моцарт величественно сдержан, а Сальери в светлой печали.

Помимо страничной иллюстрации, у Рерберга в оформлении к каждой пьесе использованы прелестные заставка и концовка. Для "Моцарта и Сальери" это фрагменты с игрой слепого скрипача (заставка) и с одиноким задумчивым отравителем (концовка).

Заставка и концовка — крохотные на огромном листе. Это я ещё края скана обрезал, чтобы картинки были видны. Гармонию, конечно, этим разрушил.

Художница А.Якобсон и сборник "Драмы", изданный в Ленинграде в 1936 году.

Одна иллюстрация к "Моцарту и Сальери" — фрагмент тот же, что и у Рерберга: Моцарт играет свой "Реквием". Мелкая штриховка рисунка характерна для экспериментальной иллюстрации тех лет, хотя, возможно, больше объясняется техникой нанесения изображения на литографский камень.

По содержанию: характеры героев невнятны.

"Маленькие трагедии", изданные в массовой серии в 1949 году, — ранняя работа Дубинского, известного художника советских времён. Опять одна иллюстрация к "Моцарту и Сальери", и опять тот же фрагмент.

Моцарт юн и беспечен, хотя и играет "Реквием". Сальери застыл в понимании своей ошибки — он напрасно отравил Моцарта. Хотя это прозрение по тексту пришло к Сальери потом, после ухода Моцарта. Сейчас он еще, плача, должен радоваться тому, что совершил задуманное, освободился от бремени ("... и больно и приятно, // Как будто тяжкий совершил я долг").

В.Бехтеев прожил долгую жизнь (1878-1971), выделялся среди художников-современников. Его иллюстрация к "Моцарту и Сальери" была опубликована впервые в 1982 году. Период наивысшей творческой активности в книжной иллюстрации у Бехтеева пришёлся на 1930-е — 1940-е гг. Скорее всего, и эта иллюстрация была сделана в тот же период. С выбором фрагмента — без неожиданностей. Но необычная композиция.

Становится понятным, что оригинальность художников, выбирающих этот фрагмент, может быть выражена только в изображении противоречивых эмоций Сальери. Бехтееву это удаётся.

Замечательный советский ксилограф М.Поляков. Офорт к "Моцарту и Сальери" в книге про художника. Выбор фрагмента очевиден.

Сальери показан со спины, но эта спина очень красноречива. Поляков — мастер старой школы.

Малоформатная на хорошей бумаге книжка, изданная в 1979 году в г. Горьком с претензией на эстетство (а цена всего 55 коп.). Ксилографии художника Коннова. Стандартная мизансцена усилена тенями других персонажей (Чёрного человека и скрипача) и символическим задним фоном. Для гравюры такое нагромождение обычно.

Сальери грустно плачет.

Из книги Эйдельмана "Болдинская осень" (М.: Молодая гвардия", 1982). Художник — плодотворный ксилограф Носков. Качественная стандартная работа. Фрагмент для единственной иллюстрации, естественно, такой же, как у всех.

Двухтомник Пушкина (1974 г.) с картинками в жанре жёсткого минимализма. Горяев — художник, обласканный либеральной советской критикой.

Как и всё творчество Горяева, единственный рисунок к пьесе — вызов. Сальери злобен и откровенно чёрен.

Советский художник П.Бунин — ещё один поклонник минимализма художественных средств. Как таковых он сюит к литературным произведениям и не создавал, предпочитая обходится яркими отрывочными образами. К "Моцарту и Сальери" иллюстрации по одной-две штуки разбросаны по нескольким книгам.

Сцена пиршества Моцарта и Сальери присутствует часто, но разбавляется другими фрагментами (Сальери, замысливший недоброе, или Моцарт, встречающий слепого скрипача).

Сальери везде чуть-чуть разный. Подвижная психика.

В альбоме 1999 года Бунин представил полотно с игрой слепого скрипача.

Там же дал крупный портрет Сальери, льющего слёзы по моцартовскому "Реквиему".

В каталоге-справочнике есть сведения, что в 1983 году в Чебоксарах на чувашском языке выходили "Маленькие трагедии" с иллюстрациями местного художника Э.Юрьева. Книжку мне раздобыть не удалось. Но какие-то сканы есть на сайте Чувашского государственного художественного музея: https://artmuseum.ru/museumexpo?author=8a....

Тот самый С.Любаев — модный в наши дни художник. Его неизданные в своё время иллюстрации советского времени (1984 г.) я нашёл в 8-м томе фундаментальной энциклопедии С.Чистобаева "Художники детской книги СССР. 1945-1991".

Замечательные оригинальные картинки, по технике напоминающие иллюстрации Мавриной и некоторых других художников, рисовавших в середине 1930-х гг. для издательства Academia. Концепция, видимо, была "Моцарт и карлики" (если приглядеться, на некоторых картинках всякая мелочь у ног Моцарта копошится).

Жалко, что в 1984 году не издали.

В Семидесятые годы советское искусство (и книжная графика, в том числе) стали усложняться. Вместо понятных реалистичных картинок повествовательного толка появились иллюстрации-символы, часто намеренно примитивизированные. Графика новой волны стала искусством для эстетов.

Яркий пример намеренно упрощённой иллюстрации — нервного росчерка бледным карандашом — являет В.Горяев. Горяев сделал одну иллюстрацию к "Вещему Олегу".

Был такой невзрачный двухтомник Пушкина из серии "Классическая библиотека "Современника": М., 1974 ("Песнь о вещем Олеге" — это часть I "Стихотворения. Поэмы"). Там совсем немного карандашных набросков, и вот один из них художник отдаёт хрестоматийному стихотворению.

Художник П.Бунин в зрелом периоде своего творчества тоже славился тем, что делал иллюстрации как будто одним росчерком пера. Но иллюстрации Бунина очень экспрессивные, они в отличии от горяевских увлекают каким-то возвышенным романтизмом. Горяев по сравнению с Буниным — отпетый формалист (но, поди ж ты, вниманием официальной критики был обласкан гораздо больше Бунина — горяевская графика более отвечала критерию оригинальности).

У Бунина напечатаны две картинки к "Вещему Олегу".

Первый рисунок из книжки советского периода "Пушкин. Сто стихотворений и десять писем" (М.: Молодая гвардия, 1969). Интересно, что подписанный рисунок к "Вещему Олегу" в этой книге есть, а самого стихотворения нет. Второй рисунок — из альбома "Гениальный сын России" (М.: Славянский диалог, 1998).

Необычными были рисунки из январского номера журнала "Пионер" за 1974 год — "Вещего Олега" иллюстрировал П.Багин. Художник не стремился выглядеть нон-конформистом. Но его иллюстрации к пушкинскому стихотворению проникнуты символизмом. Огромный воин на тонконогом коне и непропорционально маленький кудесник. Никакого действия, только настроение. Ассоциаций больше со "Словом о полку Игореве".

Мелкие рисунки на полях — схоморохи, чёртики, фантастические животные, нормальные совы и волки, вытянутый военный щит — ещё более отсылают к "Слову о полку Игореве".

Такие фигурки вполне в духе росписи в древнерусских храмах, и это принципиально. Столетие между Вещим Олегом и Игорем Святославовичем из наших дней кажется небольшим периодом, а на самом деле они разделены пропастью — принятием христианства. Строго говоря, вещий Олег к древне-русской культуре никакого отношения не имеет. Он из доисторических времён. А Багин вводит нормандскую Русь в другой контекст. Были в творческой интеллигенции Семидесятых любители язычества как анти-истории, но Багин к их числу, видимо, не принадлежал.

Отдельное провинциальное советского времени издание "Вещего Олега" (Чебоксары: Чувашское книжное издательство, 1976).

Добавление к библиографии: Тираж 190 тыс. экз. Цена 15 коп.

Художник А.Слепков — очень известный. Но здесь я его не признал. Он у меня ассоциируется с реалистичными иллюстрациями. В этой книжке — очень условные декоративные иллюстрации на торжественном чёрном фоне. Это предыдущий художник — П.Багин — в зрелом возрасте в такой манере работал, я бы скорей на него и подумал. Видимо, даже к середине 1970-х Багин и Слепков ещё находились в поисках.

1) Песнь о вещем Олеге, но слово "вещий" более тесно связывается с вещим Бояном из "Слова о полку Игореве". Слепков в пушкинском стихотворении не первым изобразил этого песняра с гуслями, но первым придал ему такое значение: страничная иллюстрация на квази-фронтисписе.

2) Противопоставление могучего Олега и тщедушного кудесника. Но это только у меня получилось — в макете все иллюстрации изолированные: находятся на левой стороне разворота и разорваны текстом.

3) Олег прощается с конём.

4) Олег пирует. У художника — планетарное одиночество титана. Только конь и был верным товарищем.

5) Смерть от укуса змеи тоже подаётся как гибель титана

Жемчужиной поздне-советского периода является сюита В.Лосина к "Вещему Олегу". Но это отдельная история.

Одиночные иллюстрации к "Скупому рыцарю" в сборниках пушкинских произведений 1960-х — 1980-х гг.

Второй том небольшого собрания сочинений Пушкина с карандашными рисунками почитаемого художника В.Горяева: https://fantlab.ru/edition313006.

Иллюстрация к "Скупому рыцарю":

Горяев — художник для эстетов. Минимализм в технике, концептуализм в содержании. По крайней мере, барон у Горяева — самый неожиданный.

Сборник "Болдинская осень" (М.: Молодая гвардия, 1982) с иллюстрациями плодовитого В.Носкова.

Замысловатая ксилография-панно.

Два сборника с иллюстрациями П.Бунина: 1) Сто стихотворений и десять писем (М.: Молодая гвардия, 1982); 2) Пушкин. "Избранное" (М.: Московский рабочий, 1975).

Две картинки соответственно:

1) Альбер с Иваном (Но кто из них кто? Кто этот пожилой тип с рыжими усами? Видимо, заждавшийся наследства Альбер). 2) Герцог со старым бароном.

Чувствую некоторую неудовлетворённость художников: им нечего сказать о "Скупом рыцаре".